В заметке рассмотрены две наиболее известные школы неокантианства - марбургская и баденская и их наиболее знаменитые представители, внесшие вклад в философские идеи неокантианства. Упомянуты различные взгляды представителей этих школ на неокантианскую философию, анализируются их собственные воззрения и подходы, а также философов и философские направления прошлого века.

Неокантианство как философское учение сформировалось в Германии в конце XIX – начале XX веков. Смесь идеологий в нем произошла потому, что в среде некоторых неокантианцев социализм трактовался как недостижимый идеал, что и послужило основанием «этического социализма» ― недостижимого в ближайшем будущем идеального объекта, но к достижению которого должно стремиться все человечество.

К представителям раннего неокантианства относят прежде всего Ф.А. Ланге и О. Либмана. В 1865 г. вышла книга Отто Либмана «Кант и эпигоны», в которой появился призыв «вернуться к Канту!» . Вклад ранних неокантианцев в философские основания неокантианства, на мой взгляд, скромен и их воззрения не будут подробно рассмотрены в заметке. Наиболее влиятельными среди неокантианцев были марбургская и баденская (фрейбургская) школы.

Марбургская школа неокантианства

Основателем первой марбургской (г. Марбург) школы неокантианства был Герман Коген (1842-1918 гг.). В эту школу входил также Эрнст Кассирер, Пауль Наторп (1854-1924 гг.) и Николай Гартман (1882-1950 гг.). Философию (учение о мире) они отвергали как «метафизику». Предметом философии для них был процесс научного познания.

Немецкий философ-идеалист и историк, представитель Марбургской школы неокантианства, Эрнст Кассирер был учеником Когена, идеи которого он развил в дальнейшем. В начале своей деятельности он разработал теорию понятий, или «функций» в духе неокантианской гносеологической концепции критицизма в работе «Субстанциальное и функциональное понятие» (1910). После 1920 года Кассирер создает оригинальную философию культуры, выраженную в работах «Философия символических форм» в 3 тт. (1923-1929; Философия символич. форм. Введение и постановка проблемы // Культурология. XX век: Антология. М., 1995), «Эссе о человеке. Введение в философию человеческой культуры» (1944; Избранное. Опыт о человеке. М.: Гардарика, 1998). Кассирер рассматривал символическое восприятие как продукт специфически человеческой рациональности, отличной от практического воображения и разумности животных. Философ утверждал, что особая роль, и может самая из худших форм в мифологии двадцатого века принадлежит «мифу» государства, мифу возникшего в середине века девятнадцатого. Подобного рода мифология государства воплотилась во всевозможном почитании и даже культе государственных символов и геральдики, пришедшем на смену почитанию предметов религиозных культов.

Деятельность другого философа и представителя неокантианства ― Николая Гартмана в его главной работе этого периода «Основные черты метафизики познания» (1921) совпала с упадком влияния марбургской философской школы и поисков новых, более перспективных направлений философской мысли.

Баденская школа неокантианства

Глава баденской школы неокантианства Вильгельм Виндельбанд (1848-1915) в 1873 г. в Лейпциге защитил докторскую диссертацию «О достоверности познания». Наибольшую известность получили его труды «Философия культуры», «Дух и история» и «Философия в немецкой духовной жизни в XIX столетии» (Избранное. М., 1995). Он подразделял науки на идеографические (описательные) и монотетические (законоустанавливающие).

Генрих Риккерт (1863-1936) в работах «Введение в трансцендентальную философию: Предмет познания», «Границы естественно-научного образования понятий», «Науки о природе и науки о культуре» и «Два пути теории познания» утверждал, что естественные науки пользуются «генерализующим» методом ― образованием общих понятий и формулировка законов, в то время как гуманитарные дисциплины, например, история, превращают необозримую разнородность событий в обозримый континуум. Таким образом здесь проявляется отрицание Риккертом существования объективных законов общественной жизни.

В труде «Философия жизни» Риккерт рассматривал насколько «ценности жизни» отличаются от «ценностей культуры». В одном случае это стихийно пульсирующая жизнь в различных ее проявлениях, в другом - сознательно творимые феномены культуры. «Блага», по его мнению, это ценности, заложенные в «объектах культуры». И именно наличием ценностей культура отличается от «простой природы». В зависимости от реализации тех или других ценностей культура подразделялась Риккертом на различные виды. «Эстетическая культура» - это мир эстетической ценности. «Нравственная культура» - культура, в которой этические ценности связаны с «этической волей». Науку он именовал «культурным благом».

Неокантианство (Neokantianism)

Неокантианство – идеалистическое философское течение, возникшее в Германии в конце 1860-х гг. и получившее широкое распространение в Европе (в том числе и в России) в период 1870– 1920 гг. Начало его обычно связывают с выходом в свет работы О. Либмана "Кант и эпигоны" (1865), где был провозглашен знаменитый лозунг: "Назад к Канту!" Неокантианство называли также неокритицизмом и реализмом.

Схема 157.

Неокантиантство представляло собой совокупность разнородных течений (схема 157, схема 158), первым из которых стало физиологическое неокантианство, а двумя крупнейшими школами были марбургская и баденская (фрейбургская).

Предпосылки неокантианства. К середине XIX в. обнаружилось и обрело невиданную ранее остроту расхождение между "официальной" философией и естественными науками. В университетах

Схема 158.

Германии в то время господствовало гегелевское учение о трансформации Абсолюта, тогда как в естественных науках царило ньютоно-картезианское понимание мира. Согласно последнему, все материальные объекты состоят из неделимых атомов, а все происходящее в мире объяснялось по законам механики и других естественных наук. При таком подходе ни Богу, ни Абсолюту места в мире не оставалось, и философские учения о них оказывались просто ненужными. Деизм выглядел устаревшим, и большинство естествоиспытателей неизбежно приходили к стихийному материализму или позитивизму, претендовавшему на позицию "над материализмом и идеализмом" и отбросившему всю прежнюю метафизику. И тот и другой подход оставляли философскую элиту "не у дел", да и классический позитивизм не был популярным в это время в Германии. "Налицо оказывалась двоякая угроза: научно несостоятельной философии с одной стороны и философски беспризорной науки – с другой" . Зарождающееся неокантианство предприняло попытку создать новый союз естествознания и философии. При этом основное внимание было сосредоточено на теории познания.

Физиологическое неокантианство

Крупнейшие представители физиологического неокантианства – О. Либман (1840-1912) и Ф. А. Ланге (1828-1875). Условная дата зарождения физиологического неокантианства – 1865 г., к концу XIX в. оно постепенно сходит со сцены.

Основные труды. О. Либман. "Кант и эпигоны" (1865); Ф. А. Ланге. "История материализма" (1866).

Философские воззрения. Толчок для развития физиологического неокантианства дали исследования знаменитого ученого Г. Гельмгольца (физика, химика, физиолога, психолога), который сам был стихийным материалистом. Изучая деятельность органов чувств (зрения, слуха и т.д.), он уже в 1855 г. отметил некоторое сходство между отдельными идеями кантовской философии и современного естествознания, а именно: само строение органов чувств задает особенности человеческого восприятия , что может служить "физиологическим" обоснованием априоризма . Либман и несколько позднее Ланге, опираясь на новые открытия и гипотезы в области физиологии чувств, подхватили и развили эту идею. Так возникло физиологическое неокантианство, в котором априоризм Канта трактуется как учение о физическо-психической организации человека.

Марбургская школа

Основоположником и главой марбургской школы был Герман Коген (1842–1918), ее крупнейшие представители – Пауль Наторп (1854–1924) и Эрнст Кассирер (1874–1945). Школа возникла в конце XIX в. (условная дата – 1871) и распалась после Первой мировой войны.

Основные труды. Г. Коген: "Кантова теория опыта" (1871), "Влияние Канта на немецкую культуру" (1883), "Принцип бесконечно малых и его история" (1883); "Обоснование Кантом эстетики" (1889).

П. Наторп: "Учение Платона об идеях" (1903), "Логические основы точных наук" (1910), "Общая психология" (1912).

Э. Кассирер: "Понятие о субстанции и понятие о функции. Исследование фундаментальных вопросов критики познания" (1910), "Познание и действительность. Понятие о субстанции и понятие о функции" (1912), "Философия символических форм" (1923-1929).

Философские воззрения. Своей задачей Коген объявил "ревизию Канта", поэтому в марбургской школе прежде всего было отброшено кантовское понятие "вещи-в-себе" как "досадное наследие Средневековья". Но ведь и Бог у Канта, и сам внешний мир, из которого к нам (на наши органы чувств) поступают ощущения, есть трансцендентные сущности, т.е. "вещи-в-себе". И если мы ее выбрасываем из кантовской философии, что же тогда останется? Только человек как субъект познания, сами познавательные способности и процессы. Кант выделял в теоретическом разуме три уровня познания: чувственность, рассудок и разум. Но, отбросив внешний мир как "вещь-в-себе", мы тем самым меняем познавательный статус чувственности: она более не дает нам информацию о внешнем мире, соответственно, утрачивает смысл и трансцендентальная апперцепция и многие другие кантовские понятия. Кантовское учение о разуме, рождающем три идеи о безусловном (о душе, мире и Боге), также в значительной степени утратило свое значение. Ведь "мир" и "Бог" – это "вещи-в-себе", а понятие "души" вообще вышло из моды, на его место в эту эпоху было поставлено понятие "сознания", а несколько позднее – понятие "психики" (содержащей "сознание" и "бессознательное"). Таким образом, практически единственным достойным внимания из кантовских объектов исследования оказался рассудок, являющийся основой теоретического естествознания (см. схему 159).

Схема 159.

Впрочем, понятие "сознание", или "мышление", которым в духе времени оперировали неокантианцы, включает не только рассудок, но и некоторые черты кантовского "разума", между ними только не проводится теперь строгая разделительная черта. Содержит сознание и чувственные впечатления – меняется только их статус. Таким образом, можно сказать, что сознание как объект исследования у неокантианцев близко к кантовскому понятию теоретического разума.

Главный упор неокантианцы сделали на кантовской идее о том, что сознание (рассудок-разум) и, соответственно, теоретическое естествознание конструирует "картину мира" ("вещь-для-нас" в терминологии Канга) исходя из своих собственных форм и законов, а не природных объектов ("вещей-в-себе"). Отсюда Кант делал вывод о нетождественнсти "вещи-для-нас" и "вещи-в-себе" и непознаваемости последней. Для неокантианцев, отбросивших "вещь-в-себе", этот вывод значения уже не имел. Они сделали акцент на самой идее конструирования сознанием некоторых "картинок", которые наивные люди принимают за "картины мира".

С их точки зрения, процесс познания начинается не с получения ощущений, не с шага "от мира – к субъекту", а с деятельности самого субъекта, ставящего вопросы и отвечающего на них. В субъекте просто присутствует некий массив или общий фон ощущений (непонятного происхождения), которые что-то "лепечут" субъекту. Выделив определенное ощущение, субъект ставит вопрос: "Что это?" – и, скажем, утверждает: "Это – красное". Теперь начинается конструирование "этого" как чего-то устойчивого, т.е. как предмета "функционального единства", возникшего в процессе его определения ("Это красное, круглое, сладкое, это – яблоко"). Такое "опредмечивание" производится мыслью, сознанием, а вовсе не заложено в ощущениях, которые дают нам только материал для соответствующих операций (схема 160). Важную роль в этой конструирующей деятельности играет язык.

В наиболее чистом виде конструирующая деятельность сознания проявляется в математике, где изучаемые объекты максимально освобождены от чувственного материала , поэтому здесь можно создавать объекты любого типа. У Канта пространство и время выступали в качестве априорных форм чувственного созерцания, на базе которых и рождаются геометрия и арифметика, поэтому для человека возможна только одна геометрия (евклидова) и одна арифметика. Но во второй половине XIX в. была разработана неевклидова геометрия, включающая в себя бесконечное

Схема 160.

Но если любая научная теория есть результат проявления одних и тех же априорных форм сознания, то почему в истории науки мы находим множество таких теорий?

В конце XIX – начале XX вв. стремление и надежда постичь абсолютную истину (или создать единственно правильную научную теорию) были уже похоронены вместе с гегелевской философией: в науке и в философии утвердился идущий от Конта тезис об относительности всякого знания. Но зато "в плоть и кровь" философии вошло из гегельянства понятие развития и исторического времени. Поэтому неокантианцы, ставя вопрос о конструирующей деятельности сознания, рассматривали ее как историческую: каждая новая научная концепция рождается на базе предшествующих (отсюда их интерес к истории науки). Но этот процесс устремлен в бесконечность, и абсолютная, или окончательная, истина не достижима.

Марбургская школа внесла значительный вклад в разработку проблем научной методологии и истории естественных наук.

Баденская школа

Лидерами баденской (фрейбургской) школы были Вильгельм Виндельбандт (1848–1915) и Генрих Риккерт (1863–1936). Условной датой возникновения школы можно считать 1894 г. или даже 1903 г., начиная с которого Виндельбандт активно занялся разработкой философии ценностей.

Основные труды. В. Виндельбандт: "История новой философии" (1878–1880), "Прелюдии" (1884), "История философии" (1892), "История и наука о природе" (1894), "Философия в немецкой духовной жизни XIX столетия" (?), "Обновление гегельянства" (1910).

Г. Риккерт: "Предмет знания" (1892), "Границы естественнонаучного образования понятий" (1896), "Система философии" (1921).

Философские воззрения. "Наука о природе" и "наука о духе". Если в марбургской школе основное внимание уделялось естественным наукам, то для представителей баденской школы главным объектом исследования стали так называемые исторические науки (в частности, изучающие историю, искусство и мораль) и специфика их методологии. Виндельбандт выдвинул, а Риккерт позднее развил тезис о принципиальном различии "наук о природе" и "наук о духе" (культуре). Основные их различия приводятся в табл. 95.

Таблица 95

" Науки о природе" и "науки о духе"

Поясняя различия между "науками о природе" и "науками о духе", мы можем сказать, что закон всемирного притяжения относится ко всем материальным телам без исключений – не взирая ни на какие индивидуальные особенности этих тел. При формулировке этого закона физик абстрагируется от различия между яблоками и планетами, картинами и роялями; для него это всего лишь "материальные тела", обладающие определенной массой и находящиеся на определенном расстоянии друг от друга. Но когда историк обращается к Великой французской революции, он, конечно, помнит, что были и другие революции, но его не интересует то общее, что было в них. Не важно, что и Карлу I, и Людовику XVT отрубили голову. Важно именно то, что было во французской революции уникальным, например то, что Людовика XVI казнили на гильотине, и важен тот ряд уникальных событий, который привел именно к такой казни.

Причем главное различие между "науками о природе" и "науками о духе" лежит не в объекте, а в предмете, методе и цели исследования. Так, если мы начнем искать в истории человечества повторяющиеся события и общие закономерности, то получим естественнонаучную дисциплину: социологию истории. А изучая последний ледниковый период "исторически", т.е. со стороны его уникальных характеристик, мы придем к "истории Земли".

Однако различие в объектах исследования все-таки существенно. При изучении природных объектов человек стоит перед внешним миром, при изучении культурных – перед самим собой, поскольку культурные объекты есть то, что создано человеком. И изучая эти "плоды" деятельности своего "духа", человек постигает самого себя, свою собственную сущность.

Говоря о взаимоотношении "наук о природе" и "наук о духе", стоит также помнить, что все науки (как те, так и другие), будучи порождением человеческого сознания, являются тем самым культурными объектами и частью культуры.

Риккерт, развивая концепцию Виндельбандта, усложнил классификацию наук, добавив к характеристикам "генерализирующие" и "индивидуализирующие" еще такие, как "оценивающие" и "неоценивающие", что связало эту классификацию с "теорией ценностей", разрабатываемой в баденской школе. В результате у него получилось четыре типа наук (табл. 96).

Таблица %

Типы наук

Теория ценностей. Свою главную задачу Виндельбандт видел в разработке "теории ценностей", чем и начал активно заниматься с 1903 г. Связано это было с тем, что подлинное осмысление исторических (уникальных) событий возможно (по его мнению) только через призму неких общечеловеческих ценностей.

Знание выражается в предложениях, т.е. утверждениях или отрицаниях: "А есть В" или "А не есть В". Но при единой грамматической форме предложения могут выражать суждения, а могут – оценки. Предложение "Яблоко – красное" выражает

суждение: здесь мыслящий субъект содержание одного своего представления ("яблоко") сопоставляет с другим ("красное"). Другое дело – оценка. Когда мы говорим: "Это яблоко – красивое", здесь имеет место реакция "водящего и чувствующего субъекта" на содержание представления. Оценка ничего не сообщает нам о свойствах самого объекта (или содержания представления "яблоко") как такового. Она выражает наше человеческое отношение к нему. Особенно важны оценки культурных объектов (порожденных человеком), ибо именно на этих оценках построены все "науки о духе".

Но, чтобы нечто оценивать, мы должны располагать некоторым критерием оценок, "масштабом цен", системой ценностей.

Откуда же они берутся и на чем основываются? Они связаны с нормами, или априорными принципами, существующими в человеческом сознании. И именно "нормативное сознание" лежит в основе "наук о духе", изучающих культурные ценности. (Природные же объекты, изучаемые естественными науками, никоим образом не связаны ни с какими ценностями.) Нормативное сознание, основываясь на своей системе ценностей, выносит оценки "долженствования": "Это должно быть так", тогда как природные законы обладают значимостью: "Иначе быть не может".

Среди всех норм, априорно присутствующих в человеческом сознании, Виндельбандт выделил три основных "области", на которых базируются три основные раздела философии (схема 161).

Схема 161.

Система норм (с точки зрения и Виндельбандта, и Риккерта) является вечной и неизменной, т.е. не историчной, и в этом смысле ее можно считать принадлежностью некоего абстрактного субъекта познания вообще. Но при вынесении конкретных оценок "эмпирическими" субъектами за счет влияния индивидуальностей и фактических условий протекания процесса исследования выносимые оценки могут различаться.

Судьба учения. Неокантианство в целом оказало значительное влияние на современную ему и всю последующую философию XX в., в особенности на философию жизни, феноменологию и экзистенциализм. При этом баденская школа сыграла особо важную роль в развитии современной теории познания и философии культуры.

• Критицизмом называл свое учение сам Кант и многие его последователи.
• Возникший в XVII в. для решения именно этой проблемы.
• То есть не к какому-то определенному философскому материалистическому учению, а некому "материализму вообще".
• Свасъян К. Неокантианство // Новая философская энциклопедия: в 4 т. М.: Мысль, 2001. Т. III. С. 56.
• Объяснить эту идею проще на материале более поздних открытий. Так, на сетчатке глаза имеются два типа рецепторов: "колбочки" и "палочки", обеспечивающие, соответственно, дневное и ночное (работающее при недостатке света) зрение. Благодаря работе "колбочек" мы воспринимаем мир как обладающий цветовыми характеристиками, благодаря работе "палочек" – только как чернобелый (именно поэтому "ночью все кошки серы" на самом деле). Тем самым само устройство глаза априорно определяет наше видение мира днем и ночью. Аналогично устройство глаза таково, что человеческий глаз вообще не воспринимает инфракрасное и ультрафиолетовое излучение, поэтому для нас
• Кассирер нс считал кантовские категории рассудка "всеобщими мыслительными формами". В качестве таковых он рассматривал понятия числа, величины, пространства, времени, причинности, взаимодействия и т.п.
• Термин "культура" происходит от латинского "cultura" означающего "обработка", "возделывание".

Содержание статьи

НЕОКАНТИАНСТВО – философское течение второй половины 19 – начала 20 века. Возникло в Германии и ставило своей целью возрождение ключевых кантовских идейных и методологических установок в новых культурно-исторических и познавательных условиях. Центральный лозунг некантианства был сформулирован О.Либманом в работе Кант и эпигоны (Kant und die Epigonen ), 1865: «Назад к Канту». Острие неокантианской критики было направлено против засилья позитивистской методологии и материалистической метафизики. Конструктивная часть философской программы неокантианства заключалась в возрождении кантовского трансцендентального идеализма с особым упором на конструктивные функции познающего разума.

В неокантианстве различают Марбургскую школу, занимавшуюся преимущественно логико-методологической проблематикой естественных наук, и Фрейбургскую (Баденскую школу), сосредоточившуюся на проблематике ценностей и методологии наук гуманитарного цикла.

Марбургская школа.

Основоположником Марбургской школы считается Герман Коген (1842–1918). Ее наиболее видными представителями в Германии были Пауль Наторп (1854–1924), Эрнст Кассирер (1874–1945), Ханс Файхингер (1852–1933); в России сторонниками неокантианских идей были А.И.Введенский, С.И.Гессен, Б.В.Яковенко. В разное время влияние неокантианских идей Марбургской школы испытали Н.Гартман и Р.Кронер, Э.Гуссерль и И.И.Лапшин, Э.Бернштейн и Л.Брюнсвик.

Неокантианцы в своей попытке возродить идеи Канта в новом историческом контексте отталкивались от вполне реальных процессов, которые происходили в естественных науках на рубеже 19–20 вв.

В это время в естествознании возникают новые объекты и задачи исследования, где законы ньютоновско-галилеевской механики перестают действовать и многие ее философские и методологические установки оказываются неэффективными.

Во-первых, до середины 19 в. считалось, что в фундаменте мироздания лежат законы ньютоновской механики и, соответственно, единственно возможная евклидова геометрия пространства, на которой она основана. Время же существует безотносительно пространства и равномерно течет из прошлого в будущего. Но геометрический трактат Гаусса (1777–1855) Общие исследования относительно кривых поверхностей (в котором, в частности, упоминается поверхность вращения постоянной отрицательной кривизны, внутренняя геометрия которой, как потом обнаружилось, является геометрией Лобачевского), открыл новые перспективы исследования действительности. 19 век – это время создания неевклидовых геометрий (Бойьяи (1802–1860), Римана (1826–1866), Лобачевского (1792–1856)) как непротиворечивых и стройных математических теорий. Конец 19 – начало 20 вв. – период формирования совершенно новых взглядов как на само время, так и на его взаимоотношения с пространством. Специальная теория относительности Эйнштейна установила фундаментальную взаимосвязь пространства и времени и существенную зависимость этого континуума от характера физических взаимодействий в различных типах систем.

Во-вторых, классическая физика и отталкивавшаяся от нее позитивистская философия настаивали 1). на безусловном примате опыта (эмпирии) в научном творчестве и 2). на сугубо инструментально-техническом характере теоретических понятий в науке, главная функция которых – лишь удобно описывать и объяснять объективные опытные данные. Сами по себе теоретические понятия – лишь «строительные леса» для «здания науки», не имеющие самостоятельного значения. Однако электромагнитная теория Максвелла показала, какую огромную роль в развитии физики и, в том числе, в организации экспериментальной деятельности играет понятийно-математический аппарат: эксперимент сначала математически планируется и продумывается, а лишь потом непосредственно осуществляется.

В-третьих, ранее считалось, что новое знание попросту преумножает старое, как бы добавляет в копилку прежних истин вновь добытые. Иными словами, господствовала кумулятивистская система взглядов на развитие науки. Создание новых физических теорий радикально изменило взгляды на устройство мироздания и привело к крушению теорий, ранее казавшихся абсолютно истинными: корпускулярной оптики, представлений о неделимости атома и т.д.

В-четвертых, прежняя теория познания считала, что субъект (человек) пассивно отражает объект (окружающий мир). Его органы чувств дают ему вполне адекватную внешнюю картину реальности, а посредством науки он способен читать «объективную книгу природы» в ее внутренних, скрытых от чувственного восприятия, свойствах и закономерностях. В конце 19 века стало ясно, что от такого взгляда на связь чувств и разума с внешним миром необходимо отказаться. В результате экспериментов выдающегося физика и офтальмолога Гельмгольца по зрительному восприятию (а его взгляды весьма сильно повлияли на теоретико-познавательные построения неокантианцев), стало понятно, что человеческие органы чувств вовсе не механически реагирует на воздействия внешних предметов, а активно и целенаправленно формируют предмет зрительного восприятия. Сам Гельмгольц утверждал, что мы обладаем не образами (копиями) вещей, а только их знаками в нашем сознании, т.е. всегда привносим в процесс чувственного познания мира нечто от нашей человеческой субъективности. Впоследствии эти идеи Гельмгольца о знаковом характере нашего познания развернутся в целую «философию символических форм» у неокантианца Э.Кассирера.

Все вышеотмеченные изменения образа науки и сдвиги в общенаучной картине мира требовали своего обстоятельного философского осмысления. Неокантианцы Марбургской школы предложили свой вариант ответов, основываясь при этом на кантовском теоретическом наследии. Их ключевой тезис гласил, что все последние открытия в науке и сам характер современной научно-исследовательской деятельности неопровержимо свидетельствуют об активной конструктивной роли человеческого разума во всех сферах жизнедеятельности. Разум, которым наделен человек, не отражает мир, а, наоборот, творит его. Он вносит связь и порядок в дотоле бессвязное и хаотичное бытие. Без его созидательной упорядочивающей деятельности мир превращается в ничто, в темное и немое небытие. Разум – это имманентный человеку свет, который, подобно прожектору, высвечивает вещи и процессы в окружающем мире, придает им логику и смысл. «Только само мышление, – писал Герман Коген, – может породить то, что может быть обозначено как бытие». Из этого основополагающего тезиса марбуржцев о творческой порождающей мощи человеческого разума вытекают два принципиальных момента в их философских воззрениях:

– принципиальный антисубстанциализм,т.е. отказ от поиска неизменных и общих субстанций (первооснов) бытия, полученных логическим методом механического абстрагирования общих свойств от единичных вещей и процессов (будь то материальная субстанция в виде, к примеру, неделимых атомов или, наоборот, идеальная субстанция в виде гегелевской логической идеи или творящего Бога-Абсолюта). По мнению неокантианцев, основой логической связности научных положений и, соответственно, вещей в мире служит функциональная связь. Ее наиболее наглядное воплощение – функциональная зависимость в математике типа математической зависимости y = f (x), где задан общий логический принцип развертывания множества единичных значений ряда. Эти функциональные связи вносит в мир сам познающий субъект вполне в духе традиционного кантовского взгляда на познающий разум как на «верховного законодателя», как бы априорно (доопытно) предписывающего фундаментальные законы природе и, соответственно, сообщающему единство всему тому многообразному апостериорному (опытному) знанию, которое может быть получено на основе этих всеобщих и необходимых априорных законоположений. По поводу неокантианского функционализма Э.Кассирер писал: «Против логики родового понятия, cтоящей... под знаком и господством понятия о субстанции, выдвигается логика математического понятия функции. Но область применения этой формы логики можно искать не в одной лишь сфере математики. Скорее можно утверждать, что проблема перебрасывается немедленно и в область познания природы, ибо понятие о функции содержит в себе всеобщую схему и образец, по которому создалось современное понятие о природе в его прогрессивном историческом развитии».

– антиметафизическая установка, призывающая раз и навсегда прекратить заниматься построением различных универсальных картин мира (равно и материалистических, и идеалистических) и заняться логикой и методологией науки.

Однако апеллируя к авторитету Канта при обоснования всеобщности и необходимости истин науки, исходя из субъекта, а не из самих реальных предметов мира (не из объекта), – неокантианцы Марбургской школы все же подвергают его позицию существенной корректировке, даже ревизии.

По мысли представителей марбургской школы, беда Канта состояла в том, что он, как сын своего времени, абсолютизировал единственную устоявшуюся научную теорию того времени – ньютоновскую классическую механику и лежащую в ее основаниях евклидову геометрию. Механику он укоренил в априорных формах человеческого мышления (в категориях рассудка), а геометрию и алгебру в априорных формах чувственного созерцания. Это, по мнению неокантианцев, в принципе неверно.

Из кантовского теоретического наследия последовательно убираются все ее реалистические элементы и прежде всего центральное понятие «вещи в себе», (для Канта без ее воздействия на нас не может быть никакой явленности предмета научной познавательной деятельности, т.е. объективно существующего (реального) предмета внешнего мира, способного воздействовать на нас и тем самым выступать внешним – природным и социальным – источником наших знаний).

Для марбуржцев же, наоборот, сам предмет науки является только через синтетический логический акт нашего мышления. Никаких объектов самих по себе нет вовсе, а есть лишь предметности, порожденные актами научного мышления. По словам Э.Кассирера: «Мы познаем не предметы, а предметно». Отождествление объекта научного познания с предметом и отказ от всякого противопоставления субъекта объекту – это характерная черта неокантианского взгляда на науку. Математические функциональные зависимости, понятие электромагнитной волны, таблица химических элементов, социальные законы – это не объективные характеристики вещей и процессов материального мира, а синтетические порождения нашего разума, которые он вносит в хаос окружающего бытия, тем самым придавая ему порядок и смысл. «Предмет должен согласовываться с мышлением, а не мышление с предметом», – подчеркивал П.Наторп.

Критике подвергается кантовское представление о пространстве и времени как априорных формах чувственного созерцания, лежащих, согласно воззрениям кенигсбергского мыслителя, в основании необходимых и всеобщих суждений алгебры и геометрии.

Пространство и время, по мнению неокантианцев, – не априорные формы чувственности, а формы мышления. Это – логическая связь, которую мышление априорно вносит в мир (только так можно объяснить создание альтернативных неевклидовых геометрий). П.Наторп писал: «В основных определениях пространства и времени типическим образом впечаталось мышление как „функция", а не созерцание...».

Подобная позиция означает, в сущности, замену основной гносеологической проблемы о соотношении «мысли о предмете» и самого «реального предмета», идеи и вещи – сугубо методологическим ракурсом анализа: исследованием способов теоретической конструктивной деятельности человеческого разума, причем по преимуществу в науках логико-математического цикла. Именно здесь легко найти примеры, подтверждающие правоту неокантианских философских установок. Надо отдать должное марбуржцам: в условиях кризиса в науке (когда сомнению подвергались конструктивные и проективные способности человеческого разума), засилья позитивизма и механистического материализма, – они сумели отстоять претензии философского разума на выполнение уникальных синтетических и рефлексивных функций в науке. Правы марбуржцы и в том, что важнейшие теоретические понятия и идеализации в науке – всегда плод головы ученого-теоретика; они не могут быть извлечены непосредственно из опыта. «Математическая точка», «идеально черное тело» – им невозможно найти в опытной сфере буквальных аналогов, но зато многие реальные физические и математические процессы становятся объяснимыми и умопостигаемыми только благодаря таким высоко абстрактным теоретическим конструктам. Они, действительно, делают любое опытное (апостериорное) знание возможным.

Другой идеей неокантианцев является подчеркивание важнейшей роли логических и теоретических критериев истины в познавательной деятельности, а вовсе не практики и не материального опыта, где многие абстрактные теории попросту нельзя проверить. Прежде всего это касается большинства математических теорий. Последние же, будучи в большинстве своем порождением кабинетного творчества теоретика, ложатся впоследствии в основу самых перспективных практических и технических изобретений. Так, в основе современной компьютерной техники лежат логические модели, разработанные в 1920-х годах, когда об электронно-вычислительных машинах никто и подумать не мог в самых смелых своих фантазиях. Ракетный двигатель был идеально промыслен задолго до того, как взлетела в небо первая ракета. Верной представляется и та мысль неокантианцев, что история науки не может быть понята вне внутренней логики развития самих научных идей и проблем. Никакой прямой детерминации со стороны культуры и общества здесь нет и быть не может. Думается, что и рост активности человеческого разума в истории науки – также может рассматриваться как одна из важных ее закономерностей, открытых неокантианцами.

В целом для их философского мировоззрения характерна подчеркнуто рационалистическаяустановка философствования и категорическое неприятие любых разновидностей философского иррационализма от Шопенгауэра и Ницше до Бергсона и Хайдеггера. С последним, в частности, вел очную полемику один из авторитетных в ХХ веке неокантианцев Эрнст Кассирер.

Этическая доктрина марбуржцев (т.н. «этический социализм») также рационалистична. Этические идеи, по их мнению, имеют функционально-логическую, конструктивно-упорядочивающую природу, но приобретают форму «социального идеала», в соответствии с которым люди призваны строить свое общественное бытие. «Свобода, регулируемая социальным идеалом» – вот формула неокантианского взгляда на исторический процесс и социальные отношения.

Еще одна отличительная черта мировоззрения марбуржцев – их сциентизм, т.е. признание науки высшей формой человеческой духовной культуры. У Э.Кассирера в поздний период его творчества, когда он создает свою знаменитую Философию символических форм , во многом преодолевающую слабости исходной неокантианской позиции, – наука рассматривается им как высшая форма культурной деятельности человека, как символического существа (Homo symbolicum). В символах науки (понятиях, чертежах, формулах, теориях и т.д.) объективируются (обретают реальное физическое воплощение) высшие творческие способности человека и через ее же символические конструкты осуществляются высшие формы его самосознания. «Труды великих естествоиспытателей – Галилея и Ньютона, Максвелла и Гельмгольца, Планка и Эйнштейна – не были простым собиранием фактов. Это был теоретический, конструктивный труд. Это – та спонтанность и продуктивность, которая является центром всей человеческой активности. Здесь воплощена высшая мощь человека и, вместе с тем, естественные границы человеческого мира. В языке, религии, искусстве, науке человек не может сделать ничего другого, кроме как создать свою собственную вселенную – символическую вселенную, которая позволяет ему объяснять и интерпретировать, артикулировать, организовывать и обобщать свой человеческий опыт».

Вместе с тем, в неокантианской философской программе кроются серьезные недостатки, что, в конечном счете, и вызвало его исторический уход с первых ролей на философской арене.

Во-первых, отождествив предмет науки с ее объектом и отказавшись от разработки классической гносеологической проблематики о связи знания и бытия, марбуржцы обрекли себя не только на абстрактный методологизм, односторонне ориентированный на науки логико-математического цикла, но и на идеалистический произвол, где научный разум играет сам с собой в бесконечный бисер понятий, теоретических моделей и формул. Борясь с иррационализмом, марбуржцы, по сути дела, сами встали на путь иррационалистического волюнтаризма, ведь если опыт и факты в науке несущественны, то, значит, для разума оказывается «все дозволено».

Во-вторых, антисубстанциалистский и антиметафизический пафос неокантианцев Марбургской школы также оказался достаточно противоречивой и непоследовательной философской установкой. От сугубо метафизических спекуляций о Боге и Логосе, лежащих в основе мира, не смогли отказаться ни Коген, ни Наторп, а поздний Кассирер с годами, по его же собственному признанию, испытывал все большее и большее влечение к Гегелю – одному из самых последовательных субстанциалистов (эту функцию выполняет у него Абсолютная идея) и метафизиков-системотворцев в истории мировой философии.

Фрейбургская (Баденская) школа неокантианства

связана с именами В.Виндельбанда (1948–1915) и Г.Риккерта (1863–1939). Разрабатывала в основном вопросы, связанные с методологией гуманитарных наук. Различие между естествознанием и науками гуманитарного цикла представители этой школы видели не в разнице предмета исследования, а в специфическом методе, присущем историческому познанию. Этот метод зависел от типа мышления, которое резко разделялось на законополагающее (номотетическое) и описывающее особенное (идиографическое). Номотетический тип мышления, применяемый естествознанием, характеризовался следующими признаками: он был направлен на поиск всеобщих закономерностей в той действительности, которая существовала всегда (природа, понимаемая через универсальность своих законов). Результатом такого поиска является наука о законах. Идиографический стиль мышления был направлен на отдельные исторические факты в той действительности, которая случилась однажды (исторические события вроде битвы при Ватерлоо и т.п.), и в результате создавал науку о событиях. Один и тот же предмет исследования можно было изучать различными методами: так, изучение живой природы номотетическим методом в конечном итоге могло дать систематику живой природы, а идиографическими – описание конкретных эволюционных процессов. При этом историческое творчество приближалось по своему значению к искусству. Впоследствии различие между двумя методами было усилено и доведено до взаимоисключения, причем приоритет отдавался идиографическому, т.е. изучению индивидуализированного (или исторического) познания. А так как сама история осуществлялась лишь в рамках существования культуры, то центральным вопросом в работе данной школы стало изучение теории ценностей. Лишь благодаря тому, что некоторые объекты для нас значимы (обладают ценностью), а другие – нет, – мы их или замечаем, или не замечаем. Ценностями оказываются те смыслы, которые лежат над бытием, не имея прямого отношения ни к объекту, ни к субъекту. Тем самым они связывают и придают смысл обоим мирам (субъекта и объекта). Риккерт приводит пример такого смысла, лежащего над бытием: самоценностью алмаза Кохинор является его уникальность, единственность в своем роде. Эта уникальность возникает не внутри самого алмаза как объекта (это не одно из его качеств, таких как твердость, блеск и т.п.) и не является субъективным видением его отдельным человеком (таким, как полезность, красота и т.п.), но именно эта уникальность является ценностью, объединяющей объективные и субъективные смыслы и формирующей то, что мы называем «Алмаз Кохинор». То же относится и к конкретным историческим личностям: «... исторический индивидуум имеет значение для всех, благодаря тому, чем он отличается от всех», – говорил Г.Риккерт в труде .

Мир ценностей образует царство трансцендентного смысла. По Риккерту, отношением ценностей к действительности определяется высшая задача философии. «Подлинная мировая проблема» философии заключается именно «в противоречии обоих этих царств»: царства существующей действительности и царства несуществующих, но тем не менее имеющих для субъекта общеобязательную значимость ценностей.

Неокантианство в России.

К русским неокантианцам относятся мыслители, объединявшиеся вокруг журнала «Логос» (1910). Среди них – С.И.Гессен (1887–1950), А.Ф.Степун (1884–1965), Б.В.Яковенко (1884–1949), Б.А.Фохт (1875–1946), В.Э.Сеземан, Г.О.Гордон.

Основанное на принципах строгой научности, неокантианское течение с трудом пробивало себе дорогу и в традиционном иррационально-религиозном русском философствовании, и, позже, в марксисткой философии, которая критиковала неокантианство, прежде всего в лице Каутского и Бернштейна, за попытки ревизии Маркса.

Тем не менее, влияние неокантианства усматривается в самом широком спектре теорий и учений. Так, в середине 90-х гг. XIX в. идеи неокантианства были восприняты С.Н.Булгаковым , Н.А.Бердяевым , представителями «легального марксизма» – П.Б.Струве (1870–1944), М.И.Туган-Барановским (1865–1919) (однако русло дальнейшего развития взглядов этих мыслителей отошло от неокантианства). Идеи неокантианства были не чужды не только философам. В творчестве композитора А.Н.Скрябина , поэтов Бориса Пастернака и писателя Андрея Белого можно обнаружить неокантианские «мотивы».

Пришедшие на смену неокантианству новые философские, социологические и культурологические течения – феноменология, экзистенциализм, философская антропология, социология знания и др. – не отбросили неокантианство, а в некоторой степени выросли на его почве, вобрав в себя важные идейные разработки неакантианцев. Об этом свидетельствует тот факт, что общепризнанные основоположники указанных течений (Гуссерль, Хайдеггер, Шелер, Мангейм, М.Вебер, Зиммель и др.) прошли в молодые годы через школу неокантианства.

Андрей Иванов

Литература:

Liebmann O. Kant und die Epigonen , 1865
Введенский А.И. Философские очерки . СПб, 1901
Яковенко Б.В. К критике теории познания Г.Риккерта . – Вопросы философии и психологии, т. 93, 1908
Введенский А.И. Новое и легкое доказательство философского критицизма . СПб, 1909
Яковенко Б.В. Теоретическая философия Г.Когена . – Логос, 1910, кн. 1
Яковенко Б.В. Учение Риккерта о сущности философии . – Вопросы философии и психологии, т. 119, 1913
Кассирер Э. Теория относительности Эйнштейна . П., 1922
Вопросы теоретического наследия И.Канта . Калининград, 1975, 1978, 1979
Кант и кантианцы . М., 1978
Фохт Б.А. Философия музыки А.Н.Скрябина / В сб.: А.Н.Скрябин. Человек. Художник. Мыслитель. М., 1994
Кассирер Э. Познание и действительность . СПб, 1996 (репринт 1912)
Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий . / Логическое введение в исторические науки. Спб.: Наука, 1997

ВИНДЕЛЬБАНД Вильгельм (1848-1915)

немецкий философ, глава баденской школы неокантианства. В трудах по истории философии ("История древней философии",1888; "История новой философии",1880) рассматривал философские учения прошлого с кантианских позиций.

Учение Виндельбанда о разделении наук оказало значительное влияние на философию, социологию и историографию.

Виндельбанд предложил положить в основу классификации наук различие между науками не по предмету, а по методу. Вопрос состоит, утверждал Виндельбанд, не столько в уразумении предмета исторического познания и в отграничении его от предмета естественных наук, сколько в установлении логических и формально-методологических особенностей исторического познания. Виндельбанд отказывается от деления знания на науки о природе и науки о духе. Принципом деления должен служить "формальный характер познавательных целей наук". Одни науки отыскивают общие законы, другие - отдельные факты; одни из них - науки о законах, другие - науки о событиях. Первые учат тому, что всегда имеет место, последние - тому, что однажды было. Первый тип мышления Виндельбанд называет "НОМОТЕТИЧЕСКИМ" (законополагающим). Тип мышления, противостоящий "номотетическому" (законополагающему), Виндельбанд называет "ИДИОГРАФИЧЕСКИМ" (описывающим особенное). Один и тот же предмет может служить объектом одновременно как номотетического, так и идиографического исследования. Причина такой возможности в том, что противоположность между неизменным (общим) и однажды встречающимся в известном смысле относительна. Так, наука об огранической природе в качестве систематики - наука номотетическая, но в качестве истории развития - идиографическая. Итак, Виндельбанд устанавливает различие двух основных методов научного познания и двух направлений, типов мышления - номотетического и идиографического. Это различие номотетического и идиографического типов мышления и определяет различие между естествознанием и историей. В случае естествознания мышление стремится перейти от установления частного к пониманию общей связи, в случае истории оно останавливается на выяснении частного, особенного. Виндельбанд считает, что идиографический исторический метод находился долгое время в пренебрежении. По его мнению, пренебрежение всем, кроме общего и родового, есть черта греческого мышления, перешедшая от элеатов к Платону, который видел как истинное бытие, так и истинное познание только во всем общем. В новое время глашатаем этого мнения явился Шопенгауэр, который отказал истории в значении истинной науки именно на том основании, что она имеет дело только с частным и никогда не достигает общего. Виндельбанд считает этот взгляд на идиографический метод многовековым заблуждением. В противоположность ему Виндельбанд подчеркивает, что "всякий человеческий интерес и всякая оценка, все, имеющее значение для человека, относится к единичному и однократному". Если это справедливо в отношении к индивидуальной человеческой жизни, то это "тем более применимо ко всему историческому процессу: он имеет ценность, только если он однократен". Виндельбанд считает, что в целостное познание, образующее общую цель всех родов научной работы, должны в одинаковой мере войти оба метода: и номотетический, и идиографический. Оба эти момента человеческого знания - номотетический и идиографический - не могут быть сведены к одному общему источнику. Никакое подведение под общие законы не может вскрыть последние основания единичного, данного во времени явления. Поэтому во всем историческом и индивидуальном, заключает Виндельбанд, для нас остается доля необъяснимого - нечто невыразимое, неопределимое. В соответствии с этим знаменитая речь Виндельбанда об отношении истории к естествознанию завершается рассуждением о беспричинности свободы: последняя и глубочайшая сущность личности, по Виндельбанду, противится анализу посредством общих категорий, и этот неуловимый элемент "проявляется в нашем сознании как чувство беспричинности нашего существа, т.е. индивидуальной сводобы". Выступление Виндельбанда "История и естествознание" наметило новый взгляд на историческое знание в эскизной форме.

РИККЕРТ Генрих (1863-1936) - немецкий философ, один из основателей баденской школы неокантианства. Философия, по Риккерту, представляет собой науку о ценностях, которые образуют "совершенно самостоятельное царство, лежащее по ту сторону субъекта и объекта".

Принципы классификации наук Риккерта чрезвычайно близки к принципам Виндельбанда, но гораздо обстоятельнее развиты. Как и Виндельбанд, Риккерт сводит различие между науками к различию их методов и полагает, что основных методов существует два. Всякое научное понятие может иметь задачей либо познание общих, тождественных, повторяющихся черт изучаемого явления, либо, напротив, познание частных, индивидуальных, однократных и неповторимых его особенностей. В первом случае мы имеем дело с естествознанием, во втором - с историей. Естественнонаучное понятие направлено на общее, историческое - на индивидуальное. Метод естествознания Риккерт называет "ГЕНЕРАЛИЗИРУЮЩИЙ" (обобщающий) Если метод естествознания - генерализирующий, то метод истории - ИНДИВИДУАЛИЗИРУЮЩИЙ .

Цель естествознания - выяснение общих законов, т.е. открытие постоянно повторяющихся, бесконечно воспроизводимых постоянных связей и отношений. Цель истории - изображение или характеристика "бывающего" как однократного, индивидуального события, исключающего в силу исконного своеобразия возможность подведения под понятие "общего закона". Как бы далеко ни простиралась возможность одновременного применения к единой действительности обоих методов - генерализирующего и индивидуализирующего - логически они диаметрально противоположны и взаимно друг друга исключают. Если история пользуется в качестве элементов своих суждений понятиями об общем, если, далее, естествознанию приходится иметь дело и с индивидуальными объектами, то этим обстоятельством, по Риккерту, не может быть устранен или ослаблен факт исконной противоположности естественнонаучного и исторического родов познания. Логическая противоположность обоих методов - величайшая, какая только может существовать в сфере науки. Научное понятие, как утверждает Риккерт, никогда не может быть копией или отражением предмета. В любом понятии любой науки воспроизводятся только некоторые стороны или свойства предмета, абстрагированные или отобранные, почерпнутые из его действительного содержания в соответствии с той точкой зрения, которой руководствуется эта наука, и в которой сказывается характерный для нее познавательный интерес. Действительность предмета, по Риккерту, не может быть воспроизведена в понятии, поскольку она неисчерпаема. Наука преодолевает "экстенсивное" и "интенсивное" многообразие познаваемой ею эмпирической действительность не тем, что она его "отражает", а тем, что она "упрощает" это многообразие. Из бесконечно богатого содержания предметного мира наука вводит в свои понятия не все его элементы, но только те, которые оказываются СУЩЕСТВЕННЫМИ . Развивая этот взгляд Риккерт приходит к убеждению, будто основная противоположность между естествознанием и историей есть противоположность двух задач и двух принципов отбора, отделения существенного от несущественного.

Для истории, с точки зрения Риккерта, характерно изображение или повествование об однократных, однажды случившихся и неповторимых событиях, а для естествознания - установление общих принципов всегда сущего. При этом Риккерт подчеркивает, что для того, "чтобы ясно выразить требуемое различие, я должен буду разделить в понятии то, что в действительности тесно связано друг с другом,... мне придется совершенно отвлечься от тех многочисленных нитей, которые соединяют друг с другом обе группы наук..." Характерными для Риккерта являются следующие утверждения: "Открытая нами принципиальная логическая противоположность может быть охарактеризована и как противоположность между наукою, имеющею дело с понятиями, и наукою, имеющею дело с действительностью". "Действительность для нас лежит в особенном и индивидуальном, и ни в коем случае нельзя ее построить из общих элементов". Хотя формально Риккерт признает равноправие естествознания и истории как двух одинаково возможных и необходимых логических способов образования понятий, но в разрезе онтологии Риккерт отдает явное предпочтение ИСТОРИИ . Одна из существенных задач риккертовской методологии состоит в доказательстве мысли, будто естествознание не есть познание действительности. Ища только общего, оно не может в силу своей природы выйти из круга абстракций, ибо предмет его исследования - общее - не имеет действительного бытия, возникая только в результате логического отвлечения. Совершенно невозможно понять смысл философии Риккерта без уснения того, что вся риккертовская логика истории зиждется на гносеологической критике естествознания. Недаром главный труд Риккерта называется "Границы естественнонаучного образования понятий". В своей критике естествознания кантианец Риккерт, по нашему мнению, перекликается с иррационализмом. При этом особенность Риккерта в том, что у него антирационалистическая критика познания с наибольшей резкостью проводится по отношению к наукам естественным. Риккерт подчеркивает гносеологические границы естествознания, его якобы неадекватность, удаленность от подлинной действительности. В противовес этому роду познания Риккерт выдвигает историю как такую науку, в которой предмет познания и метод познания наиболее отвечают друг другу. История, по Риккерту, возможна как наука в силу того, что наряду с природой существует КУЛЬТУРА как особый объект или особая сфера опыта. Для характеристики культурных объектов, определения их специфики по сравнению с природными объектами, Риккерт вводит понятие, которое является важнейшим в его философии культуры, в философии истории и логике исторических наук. Именно это понятие дает принцип, с помощью которого историк отделяет "существенное" от "несущественного". Это понятие "ЦЕННОСТЬ" - важнейшее понятие философии Риккерта. Только благодаря этому понятию, уверяет Риккерт, становится возможным отличить культурные процессы от явлений природы. Только это понятие дает принцип, с помощью которого историк из неисчерпаемого многообразия индивидуальных элементов действительности образует некоторое целое, отделяет "существенное" от "несущественного". Ценность, по Риккерту, есть "смысл, лежащий над всяким бытием", мир "состоит из действительностей и ценностей". Как Вы видите, категория "ценности" не только дополняет категорию бытия, но и сфера "ценностей" у Риккерта противостоит сфере "бытия", причем таким образом, что противоположность между ними принципиально не может быть ни уничтожена, ни хотя бы смягчена. Истинная ценность, как ее понимает Риккерт, есть ценность самодовлеющая, "совершенно независимая от какой бы то ни было отнесенности к бытию и тем более к субъекту, к которому она обращается". По Риккерту, о ценности нельзя сказать, что она "есть", но все же ценность принадлежит к "нечто", а не к "ничто". Истинная ценность, по Риккерту, есть ценность самодовлеющая, "совершенно независимая от какой бы то ни было отнесенности к бытию и тем более к субъекту, к которому она обращается". По Риккерту, мир "состоит из действительности и ценностей". Ценности не относятся ни к области объектов, ни к области субъектов. Они "образуют совершенно самостоятельное царство, лежащее по ту сторону субъекта и объекта". По Риккерту, отношением ценностей к действительности определяется высшая задача философии. "Подлинная мировая проблема" философии заключается именно "в противоречии обоих этих царств": царства существующей действительности и царства несуществующих, но тем не менее имеющих для субъекта общеобязательную значимость ценностей. Риккерт полагает, что это противоречие "гораздо шире противоречия объекта и субъекта. Субъекты вместе с объектами составляют одну часть мира действительности. Им противостоит другая часть - ценности. Мировая проблема есть проблема взаимного отношения обеих этих частей и их возможного единства. По Риккерту, все проблемы бытия "необходимо касаются только частей действительности и составляют поэтому предметы специальных наук", тогда как для философии "не остается более ни одной чисто бытийной проблемы". Между философией и специальным знанием существует принципиальная разница, обусловленная тем, что перед философией лежит задача познания мирового целого. Мировое целое, по Риккерту, никогда не может быть задачей специальных наук. Целое действительности принципиально недоступно нашему опыту и никогда не может быть дано нам. А отсюда следует, заключает Риккерт, что понятие целого действительности "уже не представляет собой чистого понятия действительности, но что в нем сочетается действительность с ценностью". Философия как наука начинается там, где кончается сфера чистой действительности,и где на первый план выступают проблемы "ценности". Основная для Риккерта антитеза - "действительности" и "ценности" - в последнем счете восходит к антитезе этической, к противоположности сущего и должного. Здесь важно сделать существенное дополнение к уже изученным положениям методологии Риккерта. Отнесение к ценности, по Риккерту, есть условие не одного только исторического познания. Во всяком теоретическом познании речь также идет об отношении к ценности. Всякое познавание по своей природе, оказывается, принципиально "практично". Итак, прототип дуализма бытия и ценности коренится у Риккерта в конфликте этического сознания - в противоположности сущего и должного. Этическая основа философии Риккерта, несомненно, восходит к этическому идеализму Канта и Фихте, к их учению о "примате" практического разума. В концепции Риккерта в иерархии ценностей высшее место принадлежит религии. "Только религия, - утверждает Риккерт, - поддерживает и укрепляет жизнь в настоящем и будущем, сообщая ей ценность, которую ее собственная частичная сила ей не в состоянии дать".

Главными фигурами фрайбургской (баденской) школы неокантианства были влиятельные философы В. Вильденбанд и Г. Риккерт. Вильгельм Виндельбанд (1848 - 1915) изучал исторические науки в Иене, где он испытал влияние К. Фишера и Г. Лотце. В 1870 г. он защитил кандидатскую диссертацию на тему "Учение о случайности", а в 1873 г. в Лейпциге - докторскую диссертацию, посвященную проблеме достоверности в познании. В 1876 г. он был профессором в Цюрихе, а с 1877 г. - университета во Фрайбурге в Брейсгау, на баденской земле. С 1882 по 1903 г. Виндельбанд профессорствовал в Страсбурге, после 1903 г. наследовал кафедру Куно Фишера в Гайдельберге. Основные работы Виндельбанда: знаменитая двухтомная "История новой философии" (1878-1880), где им впервые осуществлена специфическая для фрайбургского неокантианства интерпретация учения Канта; "Прелюдии: (речи и статьи)" (1883); "Очерки учения о негативном суждении" (1884), "Учебник истории философии" (1892), "История и естествознание" (1894), "О системе категорий" (1900), "Платон" (1900), "О свободе воли" (1904).

Генрих Риккерт (1863-1936) провел студенческие годы в Берлине бисмарковской эпохи, потом в Цюрихе, где слушал лекции Р. Авенариуса, и в Страсбурге. В 1888 г. во Фрайбурге он защитил кандидатскую диссертацию "Учение о дефиниции" (руководителем был В. Виндельбанд), а в 1882 г. - докторскую диссертацию "Предмет познания". Скоро он стал профессором во Фрайбургском университете, завоевав известность как блестящий педагог. С 1916 г. был профессором в Гейдельберге. Основные сочинения Риккерта: "Границы естественнонаучного образования понятий" (1892), "Науки о природе и науки о культуре" 0899), "О системе ценностей" (1912), "Философия жизни" (1920), "Кант как философ современной культуры" (1924), "Логика предиката и проблема онтологии" (1930), "Основные проблемы философской методологии, онтологии, антропологии" (1934). Виндельбанд и Риккерт - мыслители, чьи идеи во многом различаются; при этом взгляды каждого из них эволюционировали. Так, Риккерт постепенно отходил от неокантианства. Но во фрайбургский период в результате сотрудничества Виндельбанда и Риккерта сформировалась кантиански ориентированная позиция, которая, однако, заметно отличалась от марбургского неокантианства.

Так, в отличие от марбуржцев, сосредоточивших внимание на кантовской "Критике чистого разума", фрайбуржцы строили свою концепцию, особо ориентируясь на "Критику способности суждения". При этом они интерпретировали кантовскую работу не только и даже не столько как сочинение по эстетике, а как целостное и более удачное, чем в других работах, изложение учения Канта как такового. Фрейбуржцы подчеркивали, что именно в этом изложении концепция Канта более всего повлияла на дальнейшее развитие немецкой философии и литературы. В своей интерпретации Канта Виндельбанд и Риккерт, подобно марбуржцам, стремились к критическому переосмыслению кантианства. Предисловие к первому изданию "Прелюдий" Виндельбанд закончил словами: "Понять Канта значит выйти за пределы его философии". Другая отличительная черта фрайбургского неокантианства по сравнению с марбургским вариантом состоит в следующем: если марбуржцы строили философию по моделям математики и математического естествознания, то Виндельбанд, ученик историка Куно Фишера, более ориентировался на комплекс гуманитарных научных дисциплин, прежде всего наук исторического цикла. Соответственно, центральными для фрайбургской интерпретации оказались не понятия "логика", "число", а понятия "значимость" (Gelten), заимствованное Виндельбандом у его учителя Лотце, и "ценность". Фрайбургское неокантианство в значительной части является учением о ценностях; философия трактуется как критическое учение о ценностях. Как и марбуржцы, неокантианцы из Фрейбурга отдали дань сциентизму своего времени, высоко оценивая философское значение проблемы научного метода. Они не чурались исследования методологических проблем естествознания и математики, хотя, как видно из работ Виндельбанда и Риккерта, делали это более всего в целях сравнения и различения методов научных дисциплин соответственно познавательному типу тех или других наук.

В своей речи на тему "История и естествознание", произнесенной 1 мая 1894 г. при вступлении в должность профессора Страсбургского университета, Виндельбанд высказался против традиционного разделения научных дисциплин на науки о природе и науки о духе, которое было основано на различении их предметных областей. Между тем следует классифицировать науки в соответствии не с предметом, а с методом, особым для каждого типа наук, а также их специфическими познавательными целями. С этой точки зрения существуют, согласно Виндельбанду, два основных типа наук. К первому типу принадлежат те, которые отыскивают общие законы, и, соответственно, господствующий в них тип познания и метода именуется "номотетическим" (основополагающим). Ко второму типу относятся науки, которые описывают специфические и неповторимые события. Тип познания и метода в них - идиографический (т.е. фиксирующий индивидуальное, особенное). Проведенное различие, согласно Виндельбанду, нельзя отождествлять с различением наук о природе и наук о духе. Ибо естествознание, в зависимости от области исследований и интереса, может пользоваться то тем, то другим методом: так, систематическое естествознание "номотетично", а исторические науки о природе "идиографичны". Номотетический и идиографический методы считаются в принципе равноправными. Однако Виндельбанд, выступая против сциентистского увлечения поисками общих и всеобщих закономерностей, особо подчеркивает высокую значимость индивидуализирующего описания, без которого, в частности, не могли бы существовать исторические науки: ведь в истории, напоминает основатель фрайбургской школы, все события уникальны, неповторимы; их сведение к общим законам неправомерно огрубляет, ликвидирует специфику исторической событийности.

Г. Риккерт стремился уточнить и развить далее методологические различения, предложенные его учителем В. Виндельбандом. Риккерт еще дальше уходил от предметных предпосылок классификации наук. Дело в том, рассуждал он, что природа как отдельный и особый предмет для наук, как "хранительница" некоторых общих законов не существует - как не существует объективно особый "предмет истории". (Кстати, Риккерт отказывался от термина "науки о духе" из-за ассоциаций с гегелевским понятием духа, - предпочитая понятие "науки о культуре") Оба метода не имеют, стало быть, чисто предметной детерминации, а определяются поворотом исследовательского интереса людей, которых в одном случае интересует общее, повторяющееся, а в другом - индивидуальное и неповторимое.

Под эти методологические рассуждения Г. Риккерт в ряде своих работ стремится подвести гносеологическую и общемировоззренческую базу. Он строит теорию познания, главными элементами которой стали следующие идеи: 1) опровержение любой возможной концепции отражения (аргументы: познание никогда не отражает и неспособно отразить, т.е. воспроизвести точно бесконечную, неисчерпаемую действительность; познание - всегда огрубление, упрощение, абстрагирование, схематизация); 2) утверждение принципа целесообразного отбора, которому подчиняется познание (аргументы: соответственно интересам, целям, поворотам внимания действительность "рассекается", видоизменяется, формализуется); 3) сведение сути познания к мышлению, поскольку оно истинно; 4) отрицание того, что психология может стать дисциплиной, позволяющей разрешить проблемы теории познания (как и марбуржцы, Риккерт - сторонник антипсихологизма, критик психологизма); 5) построение концепции предмета познания как "требования", "долженствования", притом "трансцендентного долженствования", т.е. независимого от всякого бытия; 6) допущение, согласно которому мы, говоря об истине, должны иметь в виду "значение" (Bedeutung); последнее же не есть ни акт мышления, ни психическое бытие вообще; 7) превращение теории познания в науку о теоретических ценностях, о смыслах, о том, что существует не в действительности, а лишь логически и в этом своем качестве "предшествует всем наукам, их существующему или признаваемому действительному материалу".

Так теория познания Риккерта перерастает в учение о ценностях. Сфера теоретического противопоставляется реальному и понимается "как мир теоретических ценностей". Соответственно теорию познания Риккерт трактует как "критику разума", т.е. науку, которая не занимается бытием, а ставит вопрос о смысле, она обращается не к действительности, а к ценностям. Концепция Риккерта основана, следовательно, не только на различении, но и на противопоставлении ценностей и бытия, существующего. Есть два царства - действительность и мир ценностей, который не обладает статусом действительного существования, хотя он не менее обязателен, значим для человека, чем мир. существовании. По Риккерту, вопрос о противостоянии и единстве двух "миров" с древнейших времен и до наших дней образует коренную, проблему и загадку для философии, для всей культуры. Рассмотрим несколько подробнее проблему различия "наук о природе" и "наук о культуре", как ее ставит и решает Риккерт. Прежде всего, философ по-кантовски определяет понятие "природа": оно не означает мира телесного или физического; имеется в виду "логическое понятие природы", т.е. бытие вещей, поскольку оно определяется общими законами. Соответственно предмет наук о культуре, понятие "история" есть "понятие единичного бывания во всей его особенности и индивидуальности, которое и образует противоположность понятию общего закона". Так "материальная противоположность" природы и культуры выражается через "формальную противоположность" естественнонаучного и исторического методов.

Продукты природы - то, что свободно произрастает из земли. Природа сама по себе существует вне отношения к ценностям. "Ценные части действительности" Риккерт называет благами - чтобы отличить их от ценностей в собственном смысле, которые не представляют собой (природной) действительности. О ценностях, согласно Риккерту, нельзя говорить, что они существуют или не существуют, а только то, что они значат или не имеют значимости. Культура определяется Риккертом как "совокупность объектов, связанных с общезначимыми ценностями" и лелеемых ради этих ценностей. В соотнесении с ценностями глубже уясняется специфика метода наук о культуре. Уже говорилось, что их метод Риккерт считает "индивидуализирующим": науки о культуре как исторические науки "хотят излагать действительность, которая никогда не бывает общей, но всегда индивидуальной, с точки зрения ее индивидуальности..." Поэтому лишь исторические дисциплины суть науки о подлинной действительности, тогда как естествознание всегда обобщает, а значит, огрубляет и искажает неповторимо индивидуальные явления действительного мира.

Однако Риккерт делает здесь важные уточнения. История как наука обращается отнюдь не ко всякому индивидуальному факту или событию. "Из необозримой массы индивидуальных, т.е., разнородных объектов историк останавливает свое внимание сначала только на тех, которые в своей индивидуальной особенности или сами воплощают в себе культурные ценности, или стоят к ним в некотором отношении". Разумеется, при этом возникает проблема объективности историка. Риккерт не считает, что ее решение возможно благодаря тем или иным теоретическим призывам и методологическим требованиям. Вместе с тем можно надеяться на преодоление субъективизма в исторических исследованиях, в "историческом образовании понятий", если разграничить: 1) субъективную оценку (высказывание похвалы или порицания) и 2) отнесение к ценностям, или объективный процесс обнаружения в самой истории общезначимых или претендующих на общезначимость ценностей. Итак, в истории как науке тоже практикуется подведение под общие понятия. Однако в отличие от естествознания в исторических дисциплинах не только возможно, но и необходимо не утрачивать - в случае обобщений, "отнесения к ценностям" - неповторимую индивидуальность исторических фактов, событий, деяний.